письмо от оппозиционеров из Нарыма. Радек спросил, почему он, эсер, антисоветчик, возит письма от оппозиционеров, которые называют себя коммунистами. А возчик и
отвечает: «Ну, чего там, ведь вы и мы одинаково страдаем и одинаково хотим
демократии… Пфф‐пфф‐пфф!.. А? Как? Одинаково хотим, демократии!… Россию чистят от
всяких элементов, а в Сибирь их пихают! Да не в Новосибирск, а куда поаппендицитней ‐
в Томск, Нарым, Колпашево. А мы тут расхлебывай.
‐То есть что такое ‐ расхлебывай? ‐ недовольно сказал Иван. ‐ Это как раз и значит, что мы с тобой не аппендицит, а находимся на важнейшем участке политической борьбы.
Здесь большевики вдвое должны быть сплоченней и бдительней, чем в других местах.
‐ Послушай! ‐ воскликнул Байков. ‐ Ты отлично сформулировал задачу, на которой
можно поднимать активность коммунистов! Это уже я тебе говорю, как специалист по
агитации.
Иван посмотрел с подозрением, не раскланивается ли агитпроп перед новым
начальством? Но на лице Степана Николаевича скорей можно было прочесть иронию, чем подхалимство.
‐ Ты чего смеешься ‐ на всякий случай спросил Москалев.
‐ Совершенно серьезно.
В этот сверкающий морозом день, в этом сумрачном кабинете Иван с любовью и
тоской вспомнил пропыленные травы за обочинами дорог своего бывшего округа.
Озимые, яровые, овес, пшеница... Ликвидируй кулачество и давай хлебозаготовки! Все
было привычно и знакомо, вплоть до того, как свить жгут для снопа. А тут тебе вузы, втузы, университет, да еще скопище оппозиционеров...
Иван подошел к карте Западносибирского края. Томский район был обведен
красным неровным овалом. На полторы сотни километров растянулся он по прямой, от
Юрги до Асино. Здесь не было сплошной степи, как в прежнем округе, здесь, кроме
колхозов и единоличных деревень, были городки, затоны, тайга ‐ и большой город Томск, еще не познанный своим новым руководителем. Москалев спланировал про себя, как
будет постепенно изучать город. Но план рухнул сразу. Позвонил директор стекольного
завода «Красное утро» и сообщил, что предприятие остановилось, потому что нет
топлива, а в гортопе заявили, что скоро и другие заводы встанут. Иван звякнул трубкой по
рычагам и прерывисто, закачал ручку аппарата то туда, то сюда, ругнул телефонистку за
то, что долго не слышит отбоя, и велел соединить с председателем горсовета. Он
попросил Трусовецкого связаться со всеми предприятиями и узнать о запасах топлива, потом позвонил второму секретарю Бальцеру, чтобы тот собирал бюро. Телефонистка
откликалась молниеносно, и он уже ласково попросил дать гараж.
Гаражом назывался сарай во дворе особняка, где жили Москалев и Трусовецкий.
Там стоял единственный в городе автомобиль «Бьюик», то ли американского, то ли
японского производства, на нем были надписи латинским шрифтом, и иероглифами. Он
был захвачен в боях на КВЖД. Другой трофейный «Бьюик» был еще только у Эйхе в
Новосибирске.
‐ В гортоп‚ ‐ сказал Иван шоферу Мише. Ничего себе, начинать деятельность с того, чтобы остановить все заводы города! Это значит сорвать поставки строящемуся Кузбассу, а там и так дело плохо: годовой план по углю выполнен на тридцать процентов. ЦК
решение принял и послал комиссию. Перья с кузбасовцев полетят, а тут еще Томск
подлежит им свинью!
Иван покосился на маленького длинноносого Мишу, на его белый воротничок и
галстук, которые виднелись из‐под отворотов шоферской кожанки, и раздраженно
подумал: «Черт ‐те что! И на рабочего человека не похож!»
На дверях кабинета заведующего гортопом висела табличка с фамилией
«Отландеров», а за дверью сидел пышущий жаром мужчина в распахнутом зимнем
пальто и в шляпе. Москалев отшатнулся, увидев на голове советского работника самую
настоящую буржуйскую шляпу…с полями, со вмятиной наверху, с ленточкой на тулье. «Ну, это только в Томске может быть!»
с негодованием подумал он и спросил:
‐ Что это у вас?
Отландеров отвернулся, оглядывая позади себя стену.
‐ На голове! ‐ загремел Иван. Завгортопом потрогал поля и, дернув плечами, пробормотал:
‐ Головной убор.
‐ Антипартийный головной убор!
Отландеров поднялся и положил шляпу на стол.
‐ Совсем смените! Да и неужели вам в ней не холодно? Садитесь. Я секретарь
горкома.
‐ Уже знаю вас, товарищ Москалев... Я‚ как‐то морозов не боюсь... Закалка с детства.
Коренной томич.
‐ Что, поэтому и топлива в городе нет? Ну‐ка, давайте сведения о своих трудах
праведных. Зашмыгали люди, они приносили какие‐то папки и шептали на ухо
Отландерову.
‐ Топлива запасено на декаду, ‐ доложил Отландеров, перелистывая подшитые
листки.
‐ Что вы делали весной, когда сплав был? ‐ стукнул кулаком Иван. Почему санной
дорогой не вывозите? Вы же совершаете политическое преступление!
Дрожащими руками Отландеров перекладывал папки:
‐ На лесоучастках нет рабсилы текучесть кадров. Гужевого транспорта не хватает.
Дорога недопоставила уголь. Объективные причины.
‐ Текучка, обезличка. Все, что необходимо ликвидировать согласно шести условиям
товарища Сталина, у вас имеется в полном букете. Если через пять дней город не будет
обеспечен топливом на полгода ‐ положите партбилет и пойдете под суд. А сейчас
поехали на склады. Москалев ходил по пыльным, промозглым складам, пинал остатки
дров и угля и говорил с унылой злостью:
‐ И это называется на декаду! ‐ Да вы же или головотяп, или прямой вредитель!