ритмичный голос. Песня называлась «Гоп со смыком». Вася был восхищен и лихим
мотивом, и словами, которые сами запоминались:
Гоп со смыком, это буду ‐ я‚
И, друзья, послушайте меня.
Ремеслом избрал я кражу, Из тюрьмы я не вылажу.
Исправдом скучает без меня...
Когда Вася и Эля немного развеселились папа ушел на работу, а Поля стала кормить
их в кухне. С ней было Хорошо, потому что она была приветливая и ‐ уж не
родня так не родня, без всяких неопределенностей. Ничто уже не могло потрясти
больше, чем две кровати под одним одеялом и мгновения, пережитые у окна. Поэтому, когда появилась Роза, Вася ощутил только стеснение, обычное при знакомстве с чужим
взрослым человеком, и неприятную необходимость быть воспитанным и вежливым.
Роза окинула Детей быстрым взглядом и улыбнулась розовыми губами, над
которыми темнела полоска. Голос у нее был твердый, холодноватый.
‐ Здравствуйте, дети‚ ‐ сказала она.
Вася встал и поклонился. Элька шепотом ответила с места.
‐ Дети! Да тут совсем не дети,‐ продолжала она. Целуя Эльку в висок, кажется, единственное место еще не измазанное киселем. ‐ Ты, Вася, совсем молодой человек, с
тобой и целоваться неудобно. Ты выглядишь старше своего возраста. Тебе ведь
двенадцать лет?
‐ Месяц назад исполнилось.
Но Роза не слушала Васиного ответа:
‐ Поля, почему ты детей кормишь на кухне? Ивану Осиповичу ты накрыла бы на
кухне? Раз и навсегда прекрати это.
‐ Ой, да они сами захотели тут, Роза Порфирьевна!
Вася хотел подтвердить это, но Роза уже заговорила о другом:
‐ По‐моему, они еще не купались? Ах, как ты плохо хозяйничаешь, Полина! Так у тебя
и ходят грязными после дороги? Сейчас же растапливай колонку. А вы или полежите на
диване, или погуляйте часок.
‐ Мы хотим пластинки,‐ сказала осмелевшая Элька.
Роза улыбнулась наспех, не обнажая зубов:
‐ Пластинки, девочка, вечером, когда папа придет. А сейчас дел много.
Вася тайком, короткими взглядами из‐под ресниц, изучал Розу.
Лицо у нее было не злое и не доброе, обыкновенное, довольно красивое лицо, над
темными глазами поигрывали тонкие брови, и темная полоска над верхней губой
шла этому лицу. Вот только нос тяжеловатый. У мамы и Эльки носы маленькие и
легкие, оттого что самые кончики чуть задирались кверху, у него и у папы носы
порядочные, но тоже курносые. А у Розы кончик носа обвисал книзу, словно от тяжести.
Наверное, поэтому в лице ее была какая‐то неуловимая холодная черточка. Фигура ее
показалась Васе смешной: округлая от большой груди, но этому полному телу не
соответствовали тонкие, поджарые ноги; косточки на щиколотках четко выдавались
сквозь чулки.
Вася понял, что не сможет называть ее Роза. Это папа напрасно выдумал в свое
старании всячески сблизить их.
Нет наверное, надо называть ее так, как Поля: Роза Порфирьевна!
Он все же обратился к ней в безличной форме:
‐ Нельзя ли пока посмотреть папины книги?
‐ Ты у Джека спрашиваешь? ‐ усмехнулась Роза.
‐ Не‐ет.
‐ Так я же тебя называю Васей. А ты меня никак не называешь. Зовите меня тетя Роза.
Согласна. Эля?
И ‐ действительно, все стало на место.
Джек, услышав свое имя, ходил вокруг тети Розы, вилял шишечкой, зевал со стоном.
но кинуться, как на папу, не решался.
‐Что, пес, крутишься? Развлекай лучше ребят,‐ сказала тетя Роза и ушла в спальню.
Через несколько дней, в воскресенье, открылись дачи на Басандайке. Утречком
Москалевы уселись в «Бьюик»: тетя Роза с Элькой впереди, папа, Вася и Джек на заднем
сиденье. Поля должна была приехать следующим рейсом ‐ с Трусовецкими, которых
было только трое.
великолепное шоссе с плавными поворотами неслось через сосновый лес, и ‐ от оного
вида темной зелени посвежело в закрытой машине. Джек на виражах дергался и
испуганно ворочал глазами, Вася обнимал его за шею, и он благодарно плямкал
обвисшими губами.
Вася всегда не очень легко сходился с новой компанией. ему казалось, что никого не
интересует знакомство с ним. В доме на Красном проспекте он был ни младший, ни
старший, а так ‐ середнячок, да еще с отсутствующим отцом и нетитулованной матерью.
Все это приучало к скромности. Он робко завидовал вожаковским повадкам братьев
Усургашевых и свободной самоуверенности Сони Шмидт.
На Басандайке Вася сперва подружился с Вилькой Трусовецким, ближайшим
соседом по даче, которому, тому же, не исполнилось еще восьми лет, и поэтому особых
церемоний для знакомства не требовалось.
Полное имя Вильки было Внулен, что означало:
Владимир Ильич Ульянов‐Ленин.
Был он маленький, смуглый крепышок с такими же густыми и черными, как у его
отца, бровями. Когда он стоял рядом с отцом, то вместе они походили на два гриба‐
боровика с толстыми ножками и смуглыми шляпками; один боровик был большой, старый, а другой торчал у его ножки совсем такой же, только маленький, свежий.
Пожилая, толстая Трусовецкая не работала, Вдвоем с Полей они хозяйничали в
дачном домике и отпускали младших с Васей на реку.
Лес подступал к самой Томи, и голубая вода чуть отдавала зеленью от его
отражения. Кое‐где берег вдавался в реку, и там вода словно бы отблескивала желтизной.
Такая она была прозрачная, что чутко воспринимала все оттенки красок, какими оделяли
ее берег и небо.
Перед разлукой мама сказала, что единственное, зачем Вася едет в Томск,— это