В буче - Страница 78

К оглавлению

подлечиться и окрепнуть за лето. И он добросовестно старался: плавал, загорал

на песке, опять плавал, и когда уже не хотелось идти введу, все же делал еще

несколько заплывов, с удовлетворением ощущая, как ноют руки и ноги, это как раз и

значило, что они наливаются силой.

Джек плавал вместе с Васей, и когда бы тот ни оглянулся, постоянно видел за собой

круглую оранжевую морду, темневшую к носу и совсем черную на конце.

Когда Джек отряхивался на берегу, то шкура его ходила ходуном, будто свободно

была надета на толстое тело.

Васе приходилось делать короткие заплывы, потому что если Элька честно

бултыхалась на мели, то Вилька, страшно махая руками и задрав зажмуренную от

собственных брызг физиономию, норовил залезть поглубже. Он воображал, что плавает.

Быстро надоели Васе опекунские обязанности, и он стал удирать от своих пацанов.

Невзначай помог ему в этом Митя Елисеев, сын директора Басандайки.

Все ребята ели в столовой за общим столом, который назывался «детским». Еще в

первый день Вася приметил, что они с Митей единственные тут ровесники и самые

старшие. Но навязываться на знакомство стеснялся.

Однажды, после завтрака. Митя сказал:

‐ Слышь, айда в биллиард поиграем.

Елисеев был стройный парень, повыше Васи, в любую погоду он ходил в кепке, заломленной так круто набекрень, что удивление брало, почему она не сваливается. Эта

заломленная кепка придавала ему независимый и фраитоватый вид.

Когда Митя играл на биллиарде, то становился изящным. Он весь устремлялся

легкой фигурой вслед за четким посылом кия и выпрямлялся в тот момент, как шар

со щелканьем падал в лузу.

‐ Как ты так здорово научился? ‐ спросил Вася.

‐ Отец научил. Он у меня до революции маркером служил, чемпионом Томска был.

Ох, и облапошивал купцов!

Вася стал пропадать в биллиардной.

Иногда заходил сам Елисеев, высокий, тяжеловесный, с большою челюстью и

выпяченной нижней губой.

Митя не походил на отца, у него черты были мягкие и тонкие.

‐ А ну‐ка, стукну, ‐ говорил Елисеев, поплевав на правую ладонь, в которой держат

кий.

В вытянутой руке он протягивал кий на уровне глаз и, прищурившись, проверял его

прямизну. И начиналось непостижимое. На линии средних луз он ставил два шара.

Короткий рывок кия и «чужой» шар положен, а «свой», которым произведен удар, вдруг

катится обратно к Елисееву, и тоже падает в лузу.

‐ Это называется ‐ оттяжка, ‐ с наслаждением приговаривал Елисеев и снова целился, дьявольски подняв бровь и накрыв широкой нижней губой верхнюю.

Оба шара, один за другим, падали в угол.

‐ Эт ‐ то называется ‐ накат,‐ пояснял он. ‐ Так‐то, парни, раньше мы игрывали.

Понемногу Вася овладевал красивым искусством биллиардной игры: резкой, оттяжкой, накатом, дуплетом, крученым шаром, «своим». Митю он пока не мог

обыгрывать. но наравне с ним уже имел право гордиться, что он тоже ученик чемпиона, лучшего маркера Томска.

Маркер ‐ это служитель при биллиарде, который намеливает кии, ставит шары, засекает время играющих. Но для Васи это слово звучало, как почетное звание, потому

что сам Елисеев был когда‐то маркером.

Второю страстью стал велосипед. Своего велосипеда у Васи не было, во дворе в

Новосибирске он учился на чужих, а здесь завладел отцовским.

Сначала они с Митей все кружились по центральной площадке, возле столовой и

биллиардной, потом стали через лесок выезжать на шоссе.

‐ Давай соревноваться,‐ предложил Вася. ‐ А то скучно так ездить.

‐ Давай,‐ пожал плечами Митя.

Васе очень хотелось обогнать приятеля, и он с опаской посматривал на кепку, презрительно державшуюся почти перпендикулярно к земле, на длинную ногу, небрежно

поставленную на педаль. Он ждал от Мити команды, но не дождался и сказал:

‐ До первого поворота, где дорожный знак. Раз... Два... Три!

Зашуршал гравий под резиной... По ногам бьют маленькие камушки из‐под

переднего колеса. Педали, то одна, то другая, лезут вверх, их надо топить ногами, они

лезут вверх, но то одна, то другая нога топят их вниз, ноги борются с педалями. В тихий

день ветер бьет в лицо и треплет воротник безрукавки. У Митиной машины не видно

спиц, только переливается сверканье; сверканье уходит из глаз, кепка плывет назад. Вася

топит педали без перерыва, одну за другой. Впереди и сбоку ‐ пустое шоссе, оно с

шуршаньем летит под колеса и, словно накаляясь, стреляет искорками камней. Вот уже

цветной круг дорожного знака, вот он мелькнул мимо, ‐ и Вася нажимает на тормоза.

Митя отстал метров на двести. У знака он соскочил с велосипеда и, отдуваясь, сказал:

‐ Фу‐у! В такую жару да так гнать!

На обратном пути Вася опять был первым. Он чувствовал себя счастливым, хотя ему

было неловко ‐ будто не по праву обогнал он Митю. У Васи случалось так: влюбится он в

человека, готов тянуться за ним, а когда дотянется или поймет, что тянуться то особенно

нечего было тогда вдруг замечает у этого человека слабину, смешные черточки. И с

приходом этого ощущения начиналось настоящее сближение. Смеясь, Вася кричал за

общим столом;

‐ Митя, зачем кепку снял? Что ты!

‐ Ладно, ладно,‐ ухмылялся Митя.

Он не любил загорать и всегда ходил в рубахе с длинными рукавами, распахнутой до

живота на белой худой груди.

‐ Ты б застегнулся‚‐ подтрунивал Вася, сидящий в одних трусах с ним на берегу.

Митя не обижался и только презрительно говорил:

‐ Кожа облезет, спина заболит. На кой мне это сдалось?

Чуть было не возгорелась еще одна страсть, но тут же погасла, залитая водой.